«Золотая маска» у театра: спектакль «Север» в Морском-речном вокзале

После премьеры многие спрашивали: «А почему это — спектакль?» Об определениях можно спорить — тесное взаимодействие художника, режиссера и актеров порождает результат на стыке современного искусства и театра. Все-таки театра — потому что, несмотря на создание инсталляции как основы для воздействия на чувственное восприятие зрителя, эффект соприкосновения с чем-то «живым» был бы невозможен, если бы не актерские работы. Несмотря на физическое отсутствие актеров и использованный в спектакле метод интервью, предполагающий естественную, не простроенную заранее, спонтанную речь, за счет проживания актерами тех человеческих историй, которые они затем передавали лишь с помощью голоса, создаются художественные образы персонажей.

В заброшенном здании Морского-речного вокзала Архангельска можно увидеть скелет мифической нерпы и услышать истории из жизни известных северян — горячих, импульсивных, страстных. Именно таким людям посвящен спектакль «Север» — а вовсе не холодным и расчетливым, как можно было бы подумать.

«Север» — экспериментальный проект Архангельского молодежного театра, над которым работали режиссер Сергей Чехов, художник Анастасия Юдина и композитор Владимир Бочаров. Два этажа вокзала, включая бывшие хозяйственные помещения, превращены авторами в необъятную инсталляцию, зайти в пространство которой и покинуть ее можно в любое время, когда здание открыто для посещения. Здесь каждый выстраивает свой маршрут, создавая свой собственный спектакль с уникальным сюжетом.

Еще одна его особенность в том, что зрители не видят актеров, но слышат их голоса. Для этого в локациях, каждая из которых становится своеобразным «домом» (кельей, ледяной пустыней, тюремными застенками или комнатой в советской квартире), где обитает один из персонажей спектакля, установлены колонки и мини-проекторы. В разных помещениях и закутках вокзала транслируются интервью с актерами, каждый из которых взял на себя роль той или иной знаковой для Архангельска личности: проведя свое собственное исследование, они давали интервью режиссеру от лица своего героя.

Среди персонажей — святой Артемий Веркольский, сказочник Степан Писахов, полярник Георгий Седов, музыкант и создатель Международного джазового фестиваля в Архангельске Владимир Резицкий, серийный убийца Владимир Третьяков… А еще в центре внимания авторов спектакля оказались трамвай, живущий теперь лишь в воспоминаниях архангелогородцев (в спектакле-инсталляции его можно увидеть в кадрах документального фильма), и деревянный небоскреб, построенный бизнесменом Николаем Сутягиным.

Для меня путь по «Северу» начался с истории революционера Федора Чумбарова-Лучинского, именем которого названа любимая горожанами пешеходная улица в центре города — Чумбаровка. Этот юноша (когда он погиб при штурме Кронштадта, ему было всего 22 года), писавший чистые незамысловатые стихи, был одним из самых «идейных» большевиков и, по его признанию, «всегда лез туда, где горячо», торопился жить и выбрал для себя единственно возможный путь — неистового и принципиального борца за свои идеалы. Слушаешь рассказ-исповедь (заслуженная артистка Р Ф Наталья Малевинская), а взгляд все скользит по ряду шкафчиков (в сознании «выстреливает»: тюремные камеры) в бывшей раздевалке — приоткрытые дверцы, нацарапанные на стенках строчки стихов, словно забытая здесь деревянная вешалка… А за углом — забрызганные стены с кроваво-красными подтеками.

«По соседству» с революционером — комната не менее стойкого и принципиального героя, исследователя северных морей Георгия Седова, погибшего в экспедиции на Северный полюс. В темноте выхваченное светом проектора пространство кажется белым и холодным, как арктические льды. На пол проецируются кадры исторической хроники — отправление экспедиции Седова из Архангельска, — а при входе в помещение на стене черным по белому расписаны симптомы цинги. Зная о своей болезни, Седов тем не менее считал, что как офицер «не имеет права» никого задерживать, время уходит, а все остальное можно «перетерпеть» — чтобы хотя бы часть пути пройти до зимовки… Вслушиваешься в два голоса, звучащих словно бы в диалоге потока сознания — глухой и невнятный пожилого человека и молодой, не слишком уверенный, но спокойный (Виктор Бегунов и Максим Дуплик), — и понимаешь, что, даже зная наверняка фатальную обреченность затеи, он не мог отступить от задуманного.

Невозможно все истории послушать полностью за одно посещение — рассказы от лица персонажей звучат от получаса и более, поэтому где-то приходится «обрывать» историю на половине и продолжать путешествие, интуитивно прокладывая маршрут. На какое-то время можно прервать «путешествие» по закуткам и коридорам и выйти в просторные светлые комнаты с большими окнами с видом на Северную Двину. Здесь спокойствие замерзшей реки, голоса чаек и морского ветра, шорох и скрип льда — полевые записи, сделанные на побережье Белого моря, словно возвращают гармонию в это место, ставшее на какое-то время средоточием боли людей, живших на Севере в разные не только годы, но и века.

Но ничто не мешает, отдохнув, вернуться к особенно «зацепившим» героям. Несмотря на всю тяжесть и трагизм, которые сопровождают их судьбы, переживаешь их вместе с ними, понимая что-то большее про самого себя и других. «Нельзя ненавидеть людей — они не виноваты, просто запутались», — думаешь вслед за монахиней Валентиной Шангиной (Валерия Коляскина), жестоко убитой красноармейцами в Никольском храме за веру в бога. Задаешься вопросом «а где я сейчас, кто я, и почему живу так, а не иначе?», размышляя над судьбой потерявшегося в 90-е человека, члена преступной группировки Жоры Коржавина (Евгений Шкаев), не сумевшего найти твердую почву под ногами после всего пережитого (как символ всего, что осталось от этого времени и человека в нем, — груда сваленной в угол устаревшей техники от телефона до компьютера). Вслушиваешься в звуки и запахи вместе с создателем знаменитых альдегидных духов CHANEL № 5 Эрнестом Бо (Анастасия Полежаева), который в воздухе Севера «запомнил» легкий оттенок дымка, свежести, воды, дерева, смолы… До того, как начал воплощать запахи Севера в своих ароматах во Франции, во время Гражданской войны, он был комендантом Мудьюгского концлагеря для военнопленных красноармейцев. Действительно — каждое время и место имеет свой запах.

В течение нескольких часов можно услышать как исповедь серийного убийцы, посчитавшего своей миссией уничтожение женщин с пристрастием к алкоголю, так и детские воспоминания святого отрока Артемия Веркольского (к слову, детские ощущения неслучайно воспроизводятся в спектакле — именно в соотношении с ними четче вырисовываются нереализованные стремления, ведущие к разочарованиям). В обоих случаях — конечно, велика доля творческого вымысла. И хотя в процессе создания спектакля актеры собирали информацию в фондах краеведческого музея, библиотеках и архивах, не исторические факты делают спектакль живым и пульсирующим. Все, что понято и додумано про персонажей самими актерами, позволяет преодолеть «документальный» характер рассказа и вывести его на уровень мифа.

От лица героев Севера звучат и боль за родной город, и переосмысление событий и процессов, происходящих с ним, и размышления о том, как могла бы развиваться история того или иного места и складываться судьба человека. «Север» — это еще и спектакль о несбывшемся, о тех возможностях, которые были в свое время упущены в развитии города: где сейчас трамвай и развитое судоходство, почему Архангельск сегодня уже сложно назвать мировым центром джазовой культуры, а талантливые и перспективные молодые люди стремятся покинуть «тупиковый» город? И почему, наконец, Морской-речной вокзал, бывший одним из центров городской жизни, представляет собой концентрацию запустения, реанимировать которое пробуют с помощью искусства? Первоначально в названии спектакля было еще одно слово — «утопия», которое может служить обобщением смыслов постановки.

После премьеры многие спрашивали: «А почему это — спектакль?» Об определениях можно спорить — тесное взаимодействие художника, режиссера и актеров порождает результат на стыке современного искусства и театра. Все-таки театра — потому что, несмотря на создание инсталляции как основы для воздействия на чувственное восприятие зрителя, эффект соприкосновения с чем-то «живым» был бы невозможен, если бы не актерские работы. Несмотря на физическое отсутствие актеров и использованный в спектакле метод интервью, предполагающий естественную, не простроенную заранее, спонтанную речь, за счет проживания актерами тех человеческих историй, которые они затем передавали лишь с помощью голоса, создаются художественные образы персонажей. Здесь нет реальных людей и актерского живого плана, но есть сильнейшее эмоциональное воздействие — через манеру речи, интонации и даже тембр голоса в наиболее удачных случаях создается объемный персонаж, который не менее реален, чем если бы перед нами стоял актер в костюме и гриме. А может быть и более.

Спектакль можно смотреть около десяти часов. В любое время зрители могут выйти в пустое пространство первого этажа, посреди которого увидят скелет огромной нерпы. Можно даже оказаться «внутри» этого мифического ископаемого и понаблюдать из него за Севером, который всегда за окном: отсюда прекрасно просматриваются Северная Двина, железнодорожный мост, речные суда у причала набережной… Скелет нерпы из папье-маше создала художница Маша Богораз из Ростова-на-Дону, с которой Сергей Чехов уже не в первый раз работает вместе. Интересно, что к этой работе мог присоединиться любой желающий — жителей города приглашали помочь в создании арт-объекта накануне премьеры. Так спектакль становится не только актом искусства, но и процессом, который объединяет самых разных людей, готовых подключиться к нему.

«Север» из первых для современной театральной истории Архангельска спектакль -путешествие. Этим спектаклем театр продолжает свою работу с региональной историей, начатую ещё с момента основания.

В эти выходные в здании морского-речного вокзала в Архангельске можно будет увидеть скелет мифической нерпы и услышать истории из жизни известных северян — от Степана ПИСАХОВА до Владимира РЕЗИЦКОГО. «Север» — новый проект Архангельского молодежного театра, над которым работают режиссер Сергей ЧЕХОВ (Псков), художник Анастасия ЮДИНА (Санкт-Петербург) и композитор Владимир БОЧАРОВ (Новосибирск).

Погрузиться в спектакль-среду зрители смогут 22 и 23 февраля с 12 до 22 часов. Зайти в творческое пространство и покинуть его можно в любое время в этом интервале. Здесь каждый выстраивает свой маршрут, выбирая заинтересовавшие его локации, и таким образом создает свой собственный спектакль.

Два этажа морского-речного вокзала превращены в огромную инсталляцию режиссером Сергеем Чеховым, знакомым архангелогородцам по спектаклю «Река Потудань», который привозили на прошлую «Европейскую весну», и художником Анастасией Юдиной, выступающей постоянным соавтором спектаклей Максима СОКОЛОВА («Папа встретит меня в L.A.» в этом году номинирован на «Золотую маску).

«Север» — это спектакль, в котором зрители не увидят актеров, но услышат их голоса. В 30 локациях, каждая из которых будет посвящена известной личности или знаковому для Архангельска объекту, установлены bluetooth-колонки и мини-проекторы. С их помощью в разных помещениях и закутках вокзала будут транслироваться «интервью»: актеры молодежного театра взяли на себя роль того или иного исторического персонажа или предмета.

«Актеры участвовали в создании контента для этого спектакля, — поясняет Сергей Чехов. — Каждый получил по персонажу и провел свое собственное исследование о нем, а после дал мне интервью от лица своего героя. Все они ассоциируются у нас с северными мифами».

Среди персонажей героев спектакля-инсталляции — святой Артемий Веркольский, сказочник Степан Писахов, исследователь северных морей Георгий СЕДОВ, рок-группа «Облачный край», джазмен Владимир Резицкий, ученый-альголог Ксения ГЕМП, революционер Фёдор ЧУМБАРОВ-ЛУЧИНСКИЙ и многие другие. В центре внимания авторов спектакля оказались также деревянный небоскреб Николая СУТЯГИНА и архангельский трамвай.

«Мы рассказываем историю своего персонажа и немножко фантазируем, например, о том, что было бы, если бы трамвай до сих пор существовал, — делится впечатлениями от работы актриса Архангельского молодежного театра, заслуженная артистка Р Ф Яна ПАНОВА. — Конечно, исторические факты тоже присутствуют, но есть и какие-то зацепочки в судьбе каждого человека и предмета, отталкиваясь от которых мы уже могли что-то додумать».

В процессе создания спектакля актеры собирали информацию в фондах краеведческого музея, библиотеках, архивах.

«Мы углубились в нашу историю, обогатились знаниями и о Севере, и о людях, — рассказывает актриса Архангельского молодежного театра, заслуженная артистка Р Ф Наталья МАЛЕВИНСКАЯ. — То, что я узнала про Чумбарова-Лучинского, могу теперь рассказывать всем и каждому. Он оказался настолько интересным человеком! Погиб в 22 года, а столько успел!..»

В спектакле от лица знаковых для Севера личностей звучит боль за родной город, происходит переосмысление событий и процессов, ведутся размышления о том, как могла бы развиваться история места, складываться судьба человека.

Как заметил художественный руководитель Архангельского молодежного театра Виктор ПАНОВ, «Север» — это еще и спектакль о несбывшемся, о тех возможностях, которые были в свое время у города, но оказались упущены. Первоначально в названии спектакля было еще одно слово — «утопия», которое можно считать обобщением смыслов постановки.

Интересно, что средствами искусства режиссер вместе с художником, композитором и актерами как бы реанимируют культовое здание вокзала, находящееся сейчас в заброшенном состоянии. В финале спектакля зрители выйдут в пустое пространство первого этажа, посреди которого увидят скелет огромной мифической нерпы.

«С нерпой в Архангельске очень многое связано, это действительно в своем роде мифическое животное, спасавшее людей от голода и холода», — говорит Сергей Чехов.

Скелет нерпы из папье-маше создает художница Маша БОГОРАЗ из Ростова-на-Дону, с которой режиссер работает не в первый раз. Кстати, к «строительству» нерпы мог присоединиться любой желающий: накануне премьеры будущих зрителей приглашали принять участие в этом творческом процессе.

«Мы все меньше начинаем разделять позиции „режиссер“, „художник“, „композитор“, — считает Сергей Чехов. — Хочется убежать от архаичного вертикального „режиссерского“ театра, в котором режиссер — самый главный. Я не очень себя таким человеком мыслю, мне становится странно, когда выстраивается такого рода коммуникация и иерархия. Лучше пусть будет не дерево, а грибница — сеть, в которой мы все вместе, взаимодействуя, начинаем создавать даже не объекты, а события и среду».

В Москве прошла церемония вручения Российской национальной театральной премии «Золотая Маска». Специальная премия досталась архангельскому Молодежному театру Панова за спектакль «Север».

Премию вручили «За расширение конвенций репертуарного театра». Заместитель художественного руководителя Анастасия Дедёшина поблагодарила жюри, постановочную команду, артистов и Виктора Панова. Последнего она отдельно отметила за то, что «подарил жизнь, такую интересную и необычную».

— Мы много путешествовали. Счастье путешествовать, может быть, добавляло что-то особенное. Но особенной была возможность знакомиться с пространством, которое ты не знал. С духом места, которое вдруг открывалось средствами современного искусства, дарило и дарит городу, который ты тоже, может быть, не знал, новое знание о самом себе. Нас это глубоко впечатлило. Поэтому мы решили присудить специальный приз жюри «за расширение конвенций репертуарного театра», — сказала председатель жюри Алёна Карась.

Заместитель художественного руководителя Архангельского молодежного театра Анастасия Дедёшина, которая представляла «пановцев» на вручении в Москве, поделилась с 29.RU эмоциями от награждения.

— На самом деле это очень волнительно, — рассказала Анастасия. — Круто, что это именно спецприз, а не победа в номинации («Север» был представлен в номинации «Эксперимент». — Прим. ред.). Фишка в том, что у «Золотой маски» голосование тайное, то есть вчера члены жюри сами в первый раз слышали со сцены, за кого же они проголосовали. А спецприз — это когда жюри собирается и коллегиально решает, кто 100% должен получить «Маску». Это вдвойне приятно. История наших заявок на премию не так велика — мы впервые отправляли ее, может, лет пять назад. Очень круто, что так быстро. Нас номинируют второй раз, и мы получаем премию. Для театра это некий престиж, признание, хорошая «плюшка» в нашей истории. Знаю, что там уже ищут место, куда ее повесить.

Про получение премии высказался и художественный руководитель театра Виктор Панов:

— Создатели «Севера» — Анастасия Юдина, Сергей Чехов, Владимир Бочаров. Ребята, ваши имена вписаны в историю нашего театра, города, а теперь уже и страны. Огромное количество поздравлений летит со всех сторон. Это вы, ребята, сотворили. Не было бы вас, не было бы «Маски». Расширение конвенций это классная формулировка. Я всегда говорил, театр должен уходить от хрестоматийных законов существования. Вы это делаете. Поздравляю и благодарю. Вы передовой эшелон мирового театра.

Ранее худрук Молодежного театра Виктор Панов получил премию «Театра масс». Спектакль Архангельского драмтеатра «Загадочное ночное убийство собаки» про убийство собаки стал лауреатом всероссийского фестиваля «Уроки режиссуры». А архангелогородка Анастасия Парфеньева выиграла грант образовательного проекта фестиваля «Золотая маска».

Режиссёр Сергей Чехов (Псков), художница Анастасия Юдина (Санкт-Петербург) и участник электронного трио presidiomodelo, композитор Владимир Бочаров (Новосибирск) превратили МРВ в дом с привидениями или гигантский радиоприёмник.

22 и 23 февраля «глобальная перфоинсталляция» «Север» Архангельского молодёжного театра впервые открыла свои двери — с 12:00 до 21:00. В зоне входа зрителям вручили двустороннюю карту с планами первого и цокольного этажей.

Почти 30 помещений полуподвального этажа морвокзала заполнили голоса легендарных и малоизвестных людей Севера — сказочника Степана Писахова, строителя деревянного небоскрёба Николая Сутягина, фотографа и градоначальника Якова Лейцингера, революционера и поэта Фёдора Чумбарова-Лучинского, джазового музыканта Владимира Резицкого, «банного короля» Якова Макарова, члена архангельской преступной группировки Жоры Коржавина… Исследователей и путешественников — арктического капитана Георгия Седова и помора Фёдора Ладкина, трижды ходившего на Мангазею в XVI веке. Святых и мучеников — отрока Артемия Веркольского, поражённого молнией, и монахини Валентины Шангиной, растерзанной красноармейцами. Хранителей традиций и истории — лешуконского собирателя и исполнителя фольклора Михаила Мякушина и основателя исторического общества в Архангельске Василия Крестинина. Убийц — маньяка Владимира Третьякова и коменданта лагеря смерти на Мудьюге, создателя духов Chanel № 5 Эрнеста Бо. Невинно осуждённых по 58-й статье — педагога Ольги Второвой-Яфа и соломбалки Валентины Иевлевой, влюблённой в американского моряка из Интерклуба. Голос обрели равно и безымянная пинежская икотница, и архангельский трамвай. По соседству с ними звучали полевые записи Северной Двины, льдов, моря, птиц, норвежской печи, Татьяна Буланова пела в каптёрке береговых матросов…

Зрителю позволили всё, кроме вандализма. Его в здании МРВ и без того было достаточно, но художественного — объектов, росписей и инсталляций, созданных Анастасией Юдиной. Холл цокольного этажа художница превратила в павильон «Петроглифы», покрыв стены и колонны граффити, стилизованными под наскальную живопись. Петроглифы для Севера — неслучайная тема: известны карельские, беломорские, онежские. До недавнего времени они сохранялись даже в Архангельской области, пока в Кургинский грот близ Карпогор в Пинежском районе не пришли вандалы. Что ж, это только первая потеря. Сколько ещё историй несбывшихся надежд, упущенных возможностей и разочарований таит «Север»!

Карта в руках пробуждала исследовательский азарт, схожий с одержимостью Седова Северным Полюсом. Зайдя в здание МРВ, уйти было не так-то просто: можно пропасть на восемь часов кряду в попытке посмотреть и услышать всё — столь же отчаянной, как идея больного цингой капитана добраться к цели на собаках.

«Север» в Архангельске стал первым site-specific спектаклем, опытом горизонтального театра, где каждый сам себе режиссёр: зритель сам определяет хронометраж своего спектакля, выстраивает его условное содержание, выбирая, какую дверь открыть и сколько пробыть внутри. Могла получиться как эпическая летопись с XVI века до наших дней, так и сюрреалистический клип, в котором имена, голоса и образы сменяют друг друга, как световые импульсы в стробоскопе.

Открыть можно было любую незапертую дверь, а открыв — прикрыть её за собой и остаться наедине с героем. Художественный руководитель Молодёжного театра Виктор Панов часто цитирует Томаса Манна, который писал, что «театр — это место, где толпа превращается в народ, а народ — в нацию». Но спектакль-среда был ориентирован на получение индивидуального чувственно-эмоционального опыта.

На его приобретение пространство работало по всем фронтам. У Якова Макарова было душно и влажно: «банный» пар с треском, похожим на вскипание воды на раскалённых камнях, распространяла дым-машина.

У Третьякова — холодно, — в холодильнике же. Комната Артемия Веркольского была похожа на монастырскую келью, а изображение самого отрока на белёной стене напоминало о подмене его мощей на смесь кирпичей и гвоздей.

Это уединение не нарушал даже режиссёр. Исповеди персонажей сложились из псевдодокументальных интервью, которые «пановцы» давали Сергею Чехову от лица своих героев. Потом вопросы режиссёра затёрли, искусственно превратив эти диалоги в монологи. О том, какой вопрос был задан, оставалось только догадываться по ответам. Иногда это было очевидно, иногда — нет, и недосказанность создавала некий барьер между зрителей и героем, словно между ними — мутное стекло.

Присваивая жизнь, голос и «я» своего героя, актёры говорили при этом своими словами — словами человека из XXI века, а не на поморской говоре, диалекте, высоким штилем, без советизмов или арго. Например, Степан Писахов (Александр Берестень) упоминал соцсети и ссылался на своего друга Бориса Борисовича — видимо, Гребенщикова.

Отказ от языковой стилизации, от стремления к аутентичности вызывал эффект отстранения артиста от своего персонажа, что давало возможность уловить его к нему отношение. Наталья Малевинская, как женщина, как мать, своего Чумбарова-Лучинского, не знавшего любви, погибшего в 22 года, конечно, жалела. Впрочем, объективности никто не обещал. И нам оставалось решать, верить ли красному комиссару, что он людей не расстреливал, или нет. Это было не так-то просто: пусть на стенках шкафчиков в переделанной под его локацию раздевалке — стихи, но за стеной-то — кровавый душ.

Один из самых ненадёжных рассказчиков, как ни странно, Георгий Седов. Потому, что за него единственного отвечали два артиста — Виктор Бегунов и Максим Дуплик. Один говорил: «В случае чего можно прожить…», другой невпопад: «Дёсна кровоточат…». Герой путался в показаниях, сам себе противоречил, у него, наверное, от болезни мысли мешались. Такое же противоречие — и в оформлении локального пространства: на полу кадры кинохроники с резвыми лайками и белыми медвежатами на руках у полярников, а на стене перечислены симптомы цинги.

«Слабоумие и отвага» — эта мемная фраза приходила на ум во многих комнатах. Безрассудная храбрость начинала казаться частью генетического кода людей-мифов Севера. Не только Седова, но и поморов вроде Фёдора Ладкина, которые не умели плавать и даже не учились (!!!), веря, что если уж упал за борт — море забрало; и Валентины Иевлевой, со смехом просившей у надзирателей бумаги на папильотки; и Николая Сутягина, строившего свой деревянный небоскрёб всё выше и выше… Даже худрук Молодёжного Виктор Панов, по сути, поступил так же отчаянно отважно, согласившись на авантюру — положить столько времени и сил на многочасовой спектакль-инсталляцию без артистов, который неизвестно как будет встречен публикой и неизвестно сколько будет частью репертуара, ведь это от будущего морвокзала зависит.

Одержим практически каждый герой «Севера». Кто-то буквально: карпогорская медсестра — «икотой» по имени Пётр Григорьевич, — кто-то — мечтой или манией. «Найдёшь в юности мечту какую-нибудь дурацкую, так и веришь в неё потом всю жизнь», — сказал Георгий Седов. Так, Фёдор Ладкин мечтал разбогатеть, верфь свою завести, мир открывать. Свой роман с американцем Беллом 15-летняя Валентина Иевлева называла одержимостью и рассказывала: «Главным моим чувством всегда была свобода, а рядом со свободой — любовь». Свободолюбие роднило школьницу из военного Архангельска с помором XVI века. Когда Ладкину запретили ходить на Мангазею — отобрали и мечту, и свободу передвижения, — он умер. Когда свободы лишили Валентину, она спустя шесть лет лагерей навсегда покинула Поморье.

Другие тоже мечтали и разочаровывались. Яков Макаров мечтал продолжить отцовское дело, но бани его опустели — город всё забрал себе. Артемий Веркольский хотел мир посмотреть, как всё устроено, познать, да не успел. Валентина Шангина совершила постриг в восемь лет — так рано поняла, зачем живёт. Но эту жизнь у неё забрали — больно, стыдно, зверски. Владимир Резицкий мечтал превратить Архангельск в столицу мирового джаза, но удалось ли ему побороть провинциальное мышление? Фёдор Чумбаров-Лучинский хотел долго жить, успеть светлое будущее посмотреть. Но кабы узнал, как Романовых расстреливали, и что потом стало, — застрелился бы. Дом Сутягина, который стремился в небо, разобрали.

Только трамвай в своих мечтах осторожничал: до Владивостока бы не поехал, а вот по Риге, где родился, может, и покатался бы. «Не всем же вершины покорять, кто-то должен выполнять повседневную работу», — говорит скромный работяга, и оттого его ещё жальче.

Мечтой оправдывали злодеяния. Третьяков возложил на себя миссию «чистильщика», а Эрнест Бо, преданный императорской России, объяснял свои преступления тем, что все ценности в один момент перестали быть важными — потерей мечты, утратой своего детища.

Были, конечно, не только разочарования. Взять, к примеру, Крестинина, Мякушина, Лейцингера. Но мечты остальных так и остались утопиями — это слово пусть и выбыло в последний момент из названия спектакля, но продолжило определять его. Пустой МРВ сам, по сути, — олицетворение растраченного, зарытого в землю потенциала. Он превратился в заброшенный дом с привидениями, стенающими по углам. А петроглифы и окаменелый скелет ископаемой нерпы (её по эскизам Анастасии Юдиной с помощью волонтёров выполнила художница Маша Богораз) сблизили его с руинами, где ведутся археологические раскопки.

Обглоданная временем нерпа спустя часы, проведённые в осином гнезде, обескураживала. Хотелось, чтобы и она заговорила. Но она безмолвствовала. Вид её, тем не менее, внушал надежду. У нас есть то, что как эта окаменелость, никогда не умрёт. Место, которое рождает гениев и безумцев, и их же убивает. Место, где даже мерзавец может создать нечто прекрасное. Место, где поморы не сворачивают с пути к мечте, но погибают, её лишившись. Место, где поэт может быть убийцей, а монастырь — и святой обителью, и лагерем особого назначения. Место, где жертва говорит о своих мучителях: «Они просто запутались». Место, как и люди, не может быть на сто процентов ни хорошим, ни плохим. Но в отличие от людей, оно может жить вечно. Физически и в мифах.